В публикуемом "Медицинским вестником Украины" материале Михаила Кушнира, отражающем насущные проблемы социальной психологии, речь пойдет о вызовах времени в эпоху технократизации, кризиса моральных ценностей и параллельного нарастания уровня инфантилизации общества.
Проблемы выживания постепенно исчезают и заменяются проблемами потребления. Современный человек, кажется, больше не умеет ни страдать, ни сострадать.
Много веков человечество боролось за ресурсы. Как справедливо заметил на Всемирном экономическом форуме в Давосе израильский историк-медиевист Юваль Ной Харари, не было ни труда, ни отдыха — была круглосуточная борьба за ресурсы. Если выдавалось свободное время для созерцания природы, это был подарок судьбы. Даже сильные мира сего не мыслили в категориях труд/отдых.
Формализация этих понятий началась с появлением наемного труда с повременной тарификацией. И то не сразу, поскольку вне трудового времени наёмный работник продолжал выживать.
По мере индустриализации человек смог перегрузить наиболее тяжёлые трудовые задачи на механизмы. Высвобождение от задачи выживания богатых людей привело к социальным взрывам, которые принесли социальные блага. Технологически развитое общество вошло в эпоху потребления. Риски для выживания существенно сократились, время, освободившееся от выживания, стало наполняться всякой бытовой... назовём её «блажью» и будем называть так в тексте и впредь. Блажь стала предметом вожделения не только богатых. Различие богатых и небогатых стало заключаться в масштабах желаемой блажи.
И чем это отличается от поведения детей в погоне за игрушкой?
Понятие «детство» тоже не идёт из глубины веков. Оно появилось только тогда, когда стало возможным освободить детей от борьбы за выживание, а забота об их выживании стала более значима, чем использование их труда. Для взрослых это время наступило позже — вот и вся разница.
Взрослые дети
Хорошо или плохо детство во взрослом возрасте? Всё зависит от ответов на вопросы: в чём это проявляется, кому и чем это мешает? Если погоня за игрушками вместо банального выживания никому не мешает, ничего плохого в этом нет.
Мешать это может в том случае, если гонка за игрушками для взрослых препятствует чьему-то выживанию. Обычно об этом не задумываются. Могут патетически призвать к чувству меры по отношению к животным ради людских прихотей или к голодающим в отсталых странах мира — но это больше умозрительные рассуждения, чем общие правила жизни.
Мешать это может другим игрокам, если разные блажи разных людей входят в конфликт. При этом никого не волнует важность блажи: у одного речь может идти о квартире чуть лучше, а у другого о количестве бриллиантов в броши. Правила взрослой игры у нас называются законами, и для них не имеет значения категоризация блажи.
Текущее поколение не задумывается о значимости законов и их роли в жизни людей. Конфликты блажи и проблемы выживаемости на весы не кладутся. Буквы в тексте закона для огромного количества людей важнее смыслов, из-за которых эти буквы появились. Они не отдают себе отчёт в том, что борьба за буквы была актуальна тогда, когда важно было исключить субъективность, — закон был формой отчуждения общего правила от конкретной ситуации. Это была борьба за независимость суда от конкретных людей, заинтересованных в исходе спора. Особо хочу заметить, что тогда речь шла часто о выживаемости, а не о блажи, как стало более актуально сейчас.
Количество законов сейчас стремительно растет, потому что разрешить конфликт вокруг блажи намного сложнее, чем вокруг выживания. Когда люди выживают, они знают, что такое страдание, что такое боль, поэтому они могут сопереживать и «отдать последнюю рубаху». Закон может их защитить в критической для выживания ситуации. Нюансы в вопросах выживания не имеют большого значения на фоне факта выживания. Людей в гонке за блажью волнует умозрительная «справедливость» и тонкости её оценки — на сострадание они не способны, поскольку не знают, что такое страдание. Остаётся либо вера в моральные императивы, устоявшиеся с давних времен, либо вера в буквы закона как проекцию общественной справедливости.
Страдание и сострадание
Стоит ли страдать о том, что люди не знают, что такое страдание? Стоит! Незнающий страдание жесток. Не потому, что он целенаправленный негодяй, а потому, что не может отличить жестокость от сострадания, что для него первичны «правила игры», которые означают для него «справедливость». Это самое страшное последствие инфантильности.
Надо ли пережить Холокост, чтобы избегать нацизма? Современная история доказывает, что по мере ухода трагедии в эмоционально далекое прошлое защитный потенциал резко снижается. Ответственным людям хватает исторических фактов для проекции на настоящее, но сама проекция опирается на личный опыт. Пусть не такой суровый, но личный, чтобы была основа для масштабирования: нет опыта — нет проекции.
Другое проявление инфантильности — неспособность осознать масштаб последствий от своих действий. Прежде всего негативных. Особенно на фоне стремительного роста компьютеризированной культуры, в которой любой сбой можно устранить перезагрузкой.
Чем больше технические системы будут контролировать события и блокировать автоматически негативные последствия, тем меньше люди будут способны осознавать масштаб событий, которые выйдут за возможности контроля автоматики. И тут самый главный риск нашей цивилизации: вместе с ростом инфантильности будет расти риск самоуничтожения человечества — как неспособности осознать последствия, ответственности за ценность человечества как природного (или божественного) феномена. Ведь стремление к справедливости у инфантильного выше ценности выживания.
Уже сегодня масштаб инфантилизации общества колоссален. И он будет нарастать по мере развития систем искусственного интеллекта, робототехники, новых материалов, доступности и дешевизны энергии. Потому что проблемы выживания будут исчезать, а формы и масштабы блажи расти. Начнутся вселенские споры, какая блажь лучше какой, начнутся войны (надеюсь, дискуссионно-ценностные) между сторонниками разных версий.
На мой взгляд, именно это уже наблюдается в конфликте западных ценностей и наших. Мы пока ближе к проблематике выживания, а они дальше от нее. «Сытый голодному не товарищ», как нам давно известно. И эта пословица именно о поднятой мною проблематике.
Чем опасна массовая инфантилизация
Мы подобное инфантильное безумие проходили в годы сталинских репрессий, когда инфантильность росла не на почве сытости, а на почве бездумного подчинения и веры в «вождя народов» — поскольку все, способные мыслить самостоятельно и независимо, подвергались давлению вплоть до физического уничтожения. Спокойнее для выживания было ничего не видеть и всему верить.
Не все «молчуны» инфантильны, но инфантильным эмоционально легче — жить в тревоге тяжело, осознавать собственное непротивление злу дискомфортно. До сих пор сильно влияние той деструктивной селекции «одобрямс».
До сих пор велика доля тех, кто предпочитает простые ответы на сложные вопросы и слепую веру в «великих кормчих», кто любую критику готов интерпретировать как влияние враждебных англосаксов, а выход из текущих проблем — в «благополучном» прошлом.
Массовая инфантильность тормозит развитие интеллекта, поскольку успех, понимаемый как доступ к блажи, не требует больших интеллектуальных усилий. Блажь порождена существующим интеллектом и поэтому не представляет интеллектуального вызова, в противовес непознанной природе. Можно представить себе инфантильного учёного, которого провидение одарило большим умом, и который проявился вопреки инфантильности, но это скорее исключение, чем правило.
Для развития интеллекта требуется критически важный вызов познанию. Пока нет внешней угрозы, неизбежна интеллектуальная война между равными по силе на Земле. Как соревнование и как инструмент развития интеллекта, знаний о мире. В том числе за способность контролировать инфантильные массы.
Не исключено, что контроль перейдет к искусственному интеллекту. Но не потому, что он станет умнее человека, а потому, что он не будет инфантильным — ведь именно он будет постепенно отвечать за всё наиболее критичное. Значит, ему и решать. Может, тогда и риск военного решения конкурентных идей исчезнет без появления внешних угроз? Но без конкуренции остановится развитие интеллекта. Любого.
Пусть будет война зрелых, неинфантильных интеллектов. Давайте дозревать, несмотря и вопреки! Но ведь как неохота: это ж сами себе столько работы можем породить, когда можно не напрягаться и ещё некоторое время дурака повалять... Альтернатива — вместо соревновательной войны за правильную блажь друг с другом снова сделать вызов природе: выйти серьёзно в космос. Но это тоже поиск сомнительных приключений. Что выберем?
Комментарии (0)